Гавриков А.А.
Англоязычная историография о некоторых
аспектах деятельности Российской православной миссии в Японии (вторая половина XIX в.– 1917 г.)
История Японской православной миссии, открытой в 1870 г. под началом выдающегося русского миссионера – Святителя Николая Японского (в миру – И.Д. Касаткина, 1836-1912) – являет собой одну из самых замечательных страниц миссионерской деятельности РПЦ. Во второй половине XIX – начале XX вв. эта деятельность достигла своего апогея и православие, буквально, выплеснулось за пределы Российской империи. Духовные миссии под началом РПЦ были созданы в ряде стран Запада и Востока (Японии, Корее, Урмии, Великобритании и т.д.). При этом «Русская миссия в Японии стала наиболее эффектным достижением русского миссионерства» [7, P.75].
В отличие от отечественной историографии, на Западе и в Японии деятельность Российской духовной миссии в Японии, как и, в целом, история ЯПЦ, изучается непрерывно с самого начала XX в. Всю англоязычную историографию проблем распространения православия в Японии условно можно подразделить на западную (О. Кэрри, Дж. Ленсен и др.) и собственно японскую (Казуо Касахара, Наганава Мицуо). При этом в западной историографии (американской и европейской) многие аспекты истории Японского православия до сих пор изучены весьма слабо: «Большинство историков, исследовавших историю религии в Японии, не рассматривали судьбу Православной церкви вовсе; в лучшем случае, некоторые признают ее существование в ранний период Мэйдзи…» [15, P. 155]. Среди таких исследований можно отметить, например, общие работы «Христианство и Япония» и «Религия в японской культуре», где истории Японской Православной Церкви посвящено по несколько абзацев [12, P. 68-69; 13, P. 70-71]. Японская же историография, в том числе англоязычная, по качеству исследований значительно опережает западную, а по ряду аспектов и отечественную, историографию.
Одной из первых работ по истории христианства в Японии, где была сравнительно подробно освещена история Японской православной миссии (до 1909 г.), был труд О. Кэри, увидевший свет еще при жизни Святителя Николая Японского и переизданный вскоре после прославления его в лике Святых. Первый том издания посвящен непосредственно деятельности Православной и Католической миссий в Стране восходящего солнца [8]. Начало православия в Японии исследователь датирует 1859 г. и связывает с деятельностью настоятеля консульской церкви в Хакодатэ – священника В.Е. Махова, не называя однако его имени [8, P. 376]. Отметим, что подобное явление характерно для большинства англоязычных исследований. Там же, где упоминается о деятельности первого настоятеля православного храма при русском консульстве, в качестве его указывается И.В. Махов, в действительности несколько позже служивший в консульской церкви дьяконом [3, с. 128]. Так, в монографии «История японской религии» дьякон Махов назван «первым представителем Православной Церкви в Японии» [6, P. 505]. Исключение на общем фоне представляет лишь работа Дж. Ленсена «Русский бросок в направлении Японии», где автор, по праву, приписывает себе открытие – именно он, проведя серьезные изыскания в Японии в 1953-1954 гг., выяснил, что Маховых при первом русском консульстве в Хакодатэ работало двое: Василий и Иван [9, P. 400].
Современник Дж. Ленсена С. Большаков, видимо из-за отсутствия в его распоряжении соответствующих источников, привносит некоторую путаницу в датировку начала православия в Японии. Сначала он сообщает, что «Российская [дипломатическая. – А.А.Г.] миссия в Японии начала работать в 1858 г.» [7, P. 12], а позднее пишет, что «Русский консул в Хакодатэ просил Духовную Академию в Санкт-Петербурге в 1857 г. прислать ему настоятеля [для консульской церкви. – А.А. Г.]» [7, P. 76].
Интерес к Японии у Святителя Николая, по верному замечанию О. Кэри, проявился еще во время учебы в Санкт-Петербургской духовной академии, когда он впервые прочел «Записки капитана Головнина»: «Еще до того [как увидеть приглашение от Св. Синода всех желающих поехать в Японию. – А.А.Г.], он стал глубоко интересоваться Японией после того, как прочел записки Головнина о его пребывании в плену в этой стране» [8, P. 376]. В отечественной историографии «Записки» капитана В.М. Головнина также определяются большинством исследователей как решающий фактор в пробуждении интереса к Японии (к Востоку, в целом) у будущего иеромонаха Николая. Однако это был не единственный фактор. По признанию самого Святителя Николая, все обстояло следующим образом: еще на 4 курсе семинарии один из преподавателей заинтересовал молодого семинариста сообщением, что его (преподавателя) товарищ о. Аввакум «едет священником при нашем консульстве в Пекин»; позднее, в академии, по словам Владыки, «когда мы на курсе читали Обломова, у меня клубом роились мысли о том, что мы все – русские весьма склонны к этой обломовщине»: «или исполнение идеала высоты» или «идти обычною колеею семейной жизни»; «Третий толчок к одному и тому же был много спустя: лежал я в больнице и читал в «Русском вестнике» разбор книги Головнина об Японии» [1, 1904, № 9, C. 572-573]. Однако обо всех этих «позывах» будущий миссионер благополучно забыл и не вспоминал, пока не обнаружил однажды совершенно случайно на столе в академии призыв от Министерства иностранных дел о записи добровольцев поехать в Японию настоятелем консульской церкви. И только тогда будущий иеромонах окончательно для себя решил ехать в Японию «и ехать монахом» [1, 1904, № 9, C. 574].
Есть в работе О. Кэри и моменты, не встречающиеся в отечественной историографии. Во-первых, речь идет об уставе для задуманного иеромонахом Николаем общества катехизаторов. Известно, что проповедническую деятельность молодой миссионер начал еще до снятия запрета на христианскую проповедь, свершившегося в 1873 г.: «Отец Николай не без причин верил, что близко время, когда будет возможно заниматься активно делом проповеди» [8, P. 382]. Именно этой верой его в будущую возможность легализации и развития проповеди было обусловлено то, что к концу 1860-х гг. «он уже подготовил проект правил для общества катихизаторов, которое он надеялся со временем организовать» [8, P. 383]. Обращает на себя внимание предпоследнее из этих правил, свидетельствующее о далеко идущих планах миссионера: «Когда число крещенных верующих достигнет 500, один из катехизаторов будет избран для отправки в Россию, где он сможет быть облачен в сан священства. Впоследствии, будет посвящаться один представитель из каждых прибывающих 500 обращенных. Когда число верующих достигнет 5000 , будет направлен запрос об учреждении епископства» [8, P. 384]. О. Кэри не указывает на источник, откуда были цитированы правила, а позднее, со ссылкой на самого О. Кэри, текст правил приводит и Дж. Ленсен [9, P. 406-408]. Во-вторых, еще одна интересная подробность из деятельности о. Николая, о которой без ссылок и сносок на источники упоминает О. Кэри, – это факт, что «когда отец Николай прибыл в Россию [1869 г. – А.А.Г.], Св. Синод решил основать епископскую кафедру в Пекине и Митрополит просил его возглавить ее. Он ответил, что не хочет быть епископом и что слишком увлечен Японией, чтобы оставить ее ради другой страны» [8, P. 390]. Интересно, что этот факт не нашел отражения в отечественной [4, с. 44; 5, с. 11] и англоязычной [6, P. 508; 7, P. 77; 10, P. 97] историографии, зато упоминается в одной из работ Дж. Ленсена [9, P. 406].
И американские, и японские исследователи (О. Кэри, Дж. Ленсен, Казуо Касахара), обращаясь к проблематике причин обращения японцев в православие на раннем этапе миссионерской деятельности о. Николая, отмечают в своих работах, что японцы обращались в православие (и в христианство вообще), скорее, по политическим причинам, чем по религиозным. Так, Дж. Ленсен сообщает: «Мотивы о. Николая не были империалистическими; он и не старался манипулировать политической лояльностью обращенных; но доказано, что многие из обращенных – даже сам Савабэ – выбрали христианство по мотивам, которые были больше политическими, чем религиозными. Несомненно, что среди них были противники правительства» [9, P. 410].
Привлекает к себе внимание еще одно замечание, высказанное О. Кэри: в 1872 г., уже после официального открытия Российской духовной миссии в Японии, «о. Савабэ предложил о. Николаю переехать в Токио, сказав, что Хакодатэ был слишком удален от центра влияния и деятельности, чтобы быть предпочтительным для любых начинаний, способных повлиять на весь народ» [8, P. 392]. Таким образом, получается, что инициатором перемещения центра православной проповеди выступил не о. Николай, переехавший в 1872 г. в Токио, а «первенец японского православия» Павел Савабэ.
В 1875 г., по словам С. Большакова, Павел Савабэ и Иоанн Сакай «были произведены в священников» [7, P. 78]. Между тем, доподлинно известно, что в священника был хиротонисан только первый, а второй был посвящен во диакона [4, С. 59].
При исследовании истории Миссии более позднего периода основное внимание в англоязычной историографии уделяется проблематике, связанной с деятельностью Российской духовной миссии в Японии накануне и в годы русско-японской войны. «Когда в 1904 г. разразилась война между Японией и Россией, епископ Николай оказался в весьма затруднительном положении. Два русских священника, прикомандированных к Русской дипломатической миссии, которые помогали ему в работе, вернулись домой» [8, P. 417]. Святителя же православная паства попросила не уезжать и он остался с условием, что отныне «не будет принимать участия в публичных богослужениях» [8, P. 418]. В самом начале войны при Миссии было создано Общество для оказания помощи солдатским семьям, чьи кормильцы были призваны в армию. Когда же в Японию стали прибывать русские военнопленные, «с разрешения Военного министерства, священники, владеющие русским языком, были отправлены во все города, где размещались пленные, а в лагерях были обустроены временные церкви» [8, P. 419-420]. Что же касается «сердца» Миссии – Храма Воскресения Христова в Токио, «самой прекрасной из всех православных церквей на Дальнем Востоке и на тихоокеанском побережье» [9, P. 414], то он был взят японскими властями под охрану и «насколько известно, серьезных попыток со стороны населения нанести ему ущерб не было» [8, P. 421].
После русско-японской войны за свои заслуги о. Николай был возведен в сан архиепископа (1906 г.). При этом, О. Кэри сообщает, что к той же дате было приурочено возведение архимандрита Андроника (Никольского) в сан епископа, обусловленное тем, что он входил в состав Российской духовной миссии в Японии [8, P. 422]. В отечественной же историографии подобная «привязка» этих двух событий не практикуется [2, С. 18; 5, С. 33].
После смерти архиепископа Николая в 1912 г. пост главы Японской Православной Церкви занял «епископ Сергий, который был возведен в сан архиепископа в 1923 г. и митрополита – несколько лет спустя» [7, P. 78]. По данным статистики на 1831 г., православных в Японии насчитывалось около 40 000 человек, тогда как всех христиан – 300 000 [7, P. 78-79].
В 1990-х – 2000-х гг. ученые всего мира стали все более склоняться к объединению усилий в сфере изучения деятельности Св. Николая и Японской православной миссии, в целом. В 1995 г. был издан сборник статей японских и западных исследователей «Сокровенный огонь». В своей статье «Японская православная церковь в эру Мэйдзи» Наганава Мицуо раскрывает причины, по которым православие в Японии до сих пор не стало массовым: «Один фактор играет негативную роль в миссионерской работе церкви: чрезмерно консервативный характер вероисповедания» [11, P. 168]. Одновременно с этим, исследователь указывает, что «в отношении Японии модернизация означала вестернизацию». Россия же была для японцев страной недоразвитой и маргинальной [11, P. 167].
В 2003 г., в Калифорнии, вышел в свет сборник работ японских, американских и российских исследователей «Святой Николай Касаткин и Православная Миссия в Японии» [14], «впервые дающий возможность читателям на английском языке познакомится с миссионерской деятельностью Равноапостольного Николая, его сотрудников и учеников» [4, С. 21]. Издание такого сборника призвано послужить очередным подтверждением, что будущее в исследовании всего комплекса проблем, связанных с историей распространения православия в Японии во второй половине XIX – первых десятилетиях XX вв. принадлежит совместным русско-японским, -американским, -европейским проектам.
Стоит обратить
внимание, что англоязычная историография деятельности Российской духовной
миссии в Японии, по сравнению с историографией, посвященной деятельности там
католической или протестантских миссий, не слишком многочисленна: работ,
посвященных непосредственно истории Миссии, единицы, а в общих работах по
религии Японии о ней упоминается вскользь, либо не упоминается вообще. В то же
время, изучение англоязычной историографии распространения православия в Японии
подчас существенно дополняет новыми фактами и теоретическими выкладками
существующую отечественную историографию.
1. Андроник (Никольский), архим. Миссионерский год в Японии: Из дневника японского миссионера // Уфимские епархиальные ведомости. Уфа, 1904. №№ 7-24; 1905. №№ 1-11, 16, 18, 19, 21, 22; 1906. №№ 5, 21, 24. (1904. № 9. С. 572-573).
2. Иванова Г.Д. Жизнь и деятельность Святителя Николая Японского // Православие на Дальнем Востоке. Вып. 2: Памяти святителя Николая, апостола Японии, 1836-1912 / Отв. ред. М.Н. Боголюбов. СПб., 1996. C. 10-20.
3. Иванова Г.Д. Культурная деятельность консульства в Хакодате // Из истории общественной мысли Японии XVII-XIX вв. М., 1990. С. 117-129.
4. Саблина Э.Б. 150 лет Православия в Японии. История Японской Православной Церкви и ее основатель Святитель Николай. – М.-СПб., 2006. 528 с.
5. Суханова
Н.А. Цветущая ветка сакуры. История Православной Церкви в Японии. М., 2003. 96 с.
6. A History of Japanese religion / ed.
by Kazuo Kasahara; translated by Paul McCarthy and Gaynor Sekimori. Tokyo,
2001. 648 pp.
7. Bolshakoff, Serge. The Foreign
missions of the Russian Orthodox Church. London, N.Y., 1943. 120 pp.
8. Cary, Otis. A History of
Christianity in Japan. Vol. 2 in 1, the 2nd edition. Rutland, Vermont &
Tokyo, Japan, 1976. Vol. 1. 432 pp.
9. Lensen, George A. The Russian push
toward Japan; Russo-Japanese relations, 1697-1875. Princeton, N.J., 1959. 554
pp.
10. Lensen, George A. Report from
11. Mitsuo, Naganawa. The Japanese
Orthodox Church in the Meiji Era // A Hidden Fire: Russian and Japanese
cultural encounters, 1868-1926 / Ed. by J. Thomas Rimer. Stanford, California
& Washington D.C., 1995. P. 158-169.
12. Picken S.D.B. Christisnity and
Japan: Meeting, Conflict, Hope / Introd. by E.O. Reischauer. N.-Y., Tokyo,
1983. 80 p.
13. Religion in Japanese culture: Where
living traditions meet a changing world / Ed. by Norioshi Tamaru and David
Reid. Tokyo-N.Y.-London, 1996. 240 p.
14. Saint Nikolai Kasatkin and the
Orthodox Mission in Japan / ed. by Michael Van Remortel & Dr. Peter Chang.
California, 2003. 203 pp.
15. Weiner, Douglas R. Тhe Postures of
Culture // A Hidden Fire: Russian and Japanese cultural encounters, 1868-1926.
P. 153-157.