Гавриков А.А.

Пути формирования образа Японии в Российской империи

в XIX – начале ХХ вв.

 

В связи с нарастающими темпами развития глобализации, в отечественной исторической науке в постсоветский период интенсивно стало развиваться новое научное направление – имагология. Историками и культурологами активно исследуются образы народов-соседей, созданные в различные периоды в отечественной культуре, и образ России в культурах других государств.

Чтобы лучше понять и представить во всей полноте процесс формирования и развития образа Японии в российской культуре, необходимо углубиться в историю русско-японских межкультурных связей. И, прежде всего, необходимо разобраться в том, какими путями в разные периоды истории формировался этот образ. В задачи настоящей публикации не входит исследование самого образа Японии в России – лишь краткий анализ тех путей, посредством которых в Россию проникали сведения о японцах, способствовавшие становлению и развитию образа страны-соседа.

«Пути формирования имиджа страны многообразны. Его возникновение немыслимо без непосредственных контактов, но они не обязательны для каждого носителя образа. Основные виды контактов – пребывание представителей страны-«образотворца» в стране – «предмете» образа и наоборот, то есть «наши за границей» и «иностранцы у нас», – всегда являются прерогативой меньшинства, особенно в условиях географической отдаленности, культурных различий, политической напряженности. Именно так складывалось формирование образа Японии в Европе и США, по крайней мере до Второй мировой войны» [4, с. 19]. В XVI-XVIII вв. информация о Японии (черты образа) проникала в Россию из европейских источников и благодаря появлению «иностранцев у нас».

В XIX в. ситуация изменилась. Уже с 1810-х гг. в отечественной культуре стали появляться первые свидетельства от «наших за границей», существенно дополнившие вклад в развитие образа, сделанный «иностранцами у нас». В России эти сведения распространялись самыми различными путями, которые условно можно подразделить на текстовые, визуальные, аудиальные. Из совокупности их могли возникать и смешанные пути. Как правило, в различные исторические периоды (вплоть до наших дней) образ Японии в отечественной культуре «оформлялся» через один из этих путей, а «дополнялся» посредством остальных. Например, в наши дни превалирует смешанный аудио-визуальный путь (телевидение, сеть Интернет), дополняемый текстовым и визуально-текстовым (книги, материалы прессы).

До 1890-х гг. образ Японии в умах российской общественности формировался преимущественно через тексты. Это были шедевры классической литературы: бессмертные «Записки» капитана В.М. Головнина, «Фрегат «Паллада»» И.А. Гончарова и ряд других, менее известных. Следует обратить внимание, что книга Головнина пользовалась на протяжении всего XIX в. очень большой популярностью и оказывала существенное влияние на представления о Японии в кругах российской читающей публики. В XIX – начале XX вв. книга выдержала целый ряд переизданий (преимущественно сокращенных!), что позволяет справедливо считать ее самой популярной отечественной книгой о Японии дореволюционного периода. «Описание моих приключений, в первых частях сей книги заключающееся, – признавался В.М. Головнин, в третьем томе своих «Записок», – содержит, кажется, слишком убедительные доводы, что Японцы совсем не таковы, каковыми их представляют себе просвещенные жители Европы» [2, т. 3, с. 17].

Другим текстовым источником, сыгравшим значительную роль в формировании и развитии образа Японии в России были материалы периодической печати: публикации М.И. Венюкова, Л.И. Мечникова, – и, наряду с ними, эпистолярное наследие бывавших в Японии дипломатов, путешественников, писателей, общественных деятелей: Е.В. Путятина, И.А. Гошкевича, С.О. Макарова и др. Интересно, что еще за тридцать лет до начала русско-японской войны, в 1876 г., Л.И. Мечников обращал внимание отечественного читателя на следующий факт: «Россия и Япония не только непосредственные соседи, но еще оне обе имеют общих соседей – Китай и Корею, отношения с которыми рано или поздно должны выясниться и определиться. Отсюда естественно вытекает известная общность полотических интересов, очень хорошо сознаваемая Японией, которая, с своей стороны, деятельно стремится ознакомиться как можно теснее с Россией…» [5, с. 136-137].

Уже с середины 1880-х гг. в периодической печати на смену чисто текстовому приходит смешанный визуально-текстовый путь формирования образа Японии, когда публикации на японские темы стали сопровождаться фотоматериалами и разного рода иллюстрациями. В   1890-х – 1900-х гг. таких публикаций стало заметно больше (наглядным примером тому могут служить материалы иллюстрированного журнала «Нива» за указанный период). В значительной степени, это было связано с нарастанием кризиса в международных отношениях на Дальнем Востоке, что способствовало привлечению внимания к Японии со стороны не только политиков, но и абсолютного большинства российской общественности. С другой стороны, в 1890-х гг. уже чисто визуальным путем «мифологизированный образ «живописной Японии»» пришел в Россию «как еще одна «европейская мода»» [6, с. 114] через творчество художников-мирискуссников.

Русско-японская война 1904-1905 гг. и события, происходившие незадолго до нее (безобразовские концессии в Корее) и вскоре после нее (возвращение русских военнопленных на родину), стали своего рода апогеем в процессе взаимопознания двух культур-соседей. Никогда до этого и никогда после  этого информационный поток между русской и японской культурами не был столь интенсивным и насыщенным. В отечественных газетах и журналах сотнями, тысячами размещались статьи, очерки, заметки, телеграммы о Японии. Были среди них и совершенно пустозвучные («Шапками закидаем макак!»), но было и значительное количество материалов вполне основательных и весьма информативных. Это было время, когда в России информация о Японии стала пользоваться небывалым до того спросом. По признанию корреспондентов газеты «Забайкалье» события русско-японской войны, породили «целую лубочную литературу. «Серая» публика с жадностью набрасывается, как на газеты или телеграммы, так и на произведения книжных аферистов, решивших воспользоваться подходящим моментом и сбыть залежавшиеся издания, не имеющие ничего общего с текущими событиями» [3]. Период русско-японской войны замечателен еще и тем, что образ Японии, зачастую вполне адекватный и правдоподобный, стал через ветеранов, видавших «японца» лицом к лицу, а позднее – через вернувшихся в Россию военнопленных распространяться аудиальным путем в виде солдатских баек, частушек, песен и устных рассказов «видавших виды инвалидов».

То, что деятели первого русского консульства, открытого в городе Хакодатэ, и члены Российской духовной миссии в Японии, учрежденной стараниями Святого равноапостольного Николая Японского, сыграли важную и, подчас, решающую роль в формировании образа Японии в России во второй половине XIX – начале XX вв., сомнений в наши дни не вызывает ни у отечественных, ни у японских исследователей. При этом в своей деятельности и дипломаты, и миссионеры широко использовали указанные выше пути формирования образа.

Если в первые годы своей деятельности члены русского консульства в Хакодатэ, как и Святитель Николай, в популяризации своей деятельности и, наряду с этим, – образа Японии в России прибегали, преимущественно, к текстовому пути. Доказательством тому выступает множество публикаций в  периодической печати: заметки И.А. Гошкевича, И.В. Махова, П.Н. Назимова в «Морском сборнике» и других изданиях. Святитель Николай, будучи еще молодым иеромонахом, размещал в отечественных периодических изданиях свои подробные очерки, освещающие, буквально, все стороны японской жизни. Наряду с этим, консул И.А. Гошкевич и иеромонах Николай широко использовали и аудиальный путь, рассказывая о Японии и своей деятельности там в самых различных кругах российского общества. Сохранилось немало воспоминаний современников о Святителе Николае как о хорошем рассказчике. «Об успехах христианской проповеди в Японии, о расположении Японцев к христианству было не мало писано. Но все эти отчеты, корреспонденции и т.п. не в состоянии передать и сотой доли того, что выносишь из устных рассказов человека, стоящего у дела и преданного делу», – вспоминал современник [7, с. 714].

Наряду с текстовым путем формирования образа Японии, Святитель Николай и его сподвижники уже с 1880-х гг. стали широко использовать визуальный и смешанный визуально-текстовой путь. Речь идет о широком распространении фотографических карточек с изображениями храмов Японии и других достопримечательностей. Фотографии эти активно рассылались членами Миссии благотворителям из России, жертвовавшим на дело распространения православия в Японии, – светским и духовным лицам. Многие из этих фотографий публиковались вместе с текстовыми материалами на страницах российских журналов и газет.

Рассматривая вклад православных миссионеров-членов Российской духовной миссии в формирование образа Японии в России, обратим внимание, что японцы как нация характеризовались в письмах, очерках и мемуарах Святителя Николая и его сподвижников исключительно с положительной стороны. И хотя миссионерами упоминались и некоторые слабые стороны, например, солдат японской армии [1, с. 61-62], это были жесты, характеризующие авторов публикаций как объективных исследователей. При этом еще с 1870-х гг. архимандрит Николай во всеуслышание высказывал обоснованный взгляд на развитие русско-японских отношений как на процесс, исключающий взаимную вражду: «Оба государства – молодые, полные свежих сил и надежд на долгую историческую жизнь. Притом же, оба – совершенно различные по своему географическому положению, вследствие чего в будущем они могут только помогать друг другу, но не встречаться одно с другим на перекрестных дорогах и не мешать одно другому», ибо Япония – держава морская, а Россия – континентальная [8, с. 228]. О деятельности Святителя Николая в Японии было прекрасно известно представителям царской фамилии и первым лицам государства; наверняка, известна им была и точка зрения выдающегося миссионера. Однако в конце 1890-х – начале 1900-х гг. этой точкой зрения как-то пренебрегли. Как пренебрегли они и замечаниями архимандрита Андроника о том, что «нередко даже офицеры японского генерального штаба у нас на Востоке занимались всего лишь только парикмахерством, помимо главной цели своей командировки. И таким-то трудом и старанием они прекрасно изучили весь наш Восток, вероятно не хуже, чем мы сами его знаем»[1, с. 63].

Пути формирования образа Японии в России на всем протяжении истории русско-японских отношений были весьма разнообразными. И XIX век здесь стал этапным во многих отношениях. Именно с начала этого века формирование образа Японии в России стало осуществляться не только на основе свидетельств иностранцев и самих японцев об их стране, но и на основе сведений от русских, бывавших в Японии. При этом свидетельства последних отличались полнотой, достоверностью и адекватностью. Однако до русско-японской войны уровень информационного потока не был достаточным, чтобы можно было сложить адекватный образ Японии в умах российской читающей общественности, поэтому накануне начала военных действий и в самом начале войны японцы представлялись в России именно в том свете, в каком это было выгодно «безобразовской клике». Достоверные же сведения о Японии, увы, были доступны ограниченному читателю. Лишь с развитием событий войны и особенно по окончании ее, когда десятки тысяч русских пленных, побывавших в Японии, вернулись на родину, в широких кругах русской общественности стал складываться демифологизированный, соответствующий действительности образ Японии. Хотя следы образа «желтой опасности», как показывает современный опыт имагологических исследований, окончательно не изжил себя до сих пор.

 

_______________________________________

 

1. Андроник (Никольский), архим. В Японии: Воспоминания и впечатления бывшего японского миссионера // Русский вестник. – СПб., 1904. – т. 291. – № 5. – с. 43-91.

2. Головнин В.М. Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах. С приобщением замечаний его о Японском Государстве и народе. – СПб., 1816. – В 3 тт. – Т. 1. – 285 с.; Т. 2. – 206 с.; Т. 3. – 169 с.

3. Забайкалье. – Чита, 1904. – 25 апреля.

4. Куланов А.Е., Молодяков В.Э. Россия и Япония: имиджевые войны. – М., 2007.

5. Мечников Л.И. Эра просвещения Японии. (Мей-Дзи) // Дело. – СПб., 1876. – № 10. – с. 133-170.

6. Молодяков В.Э. Образ Японии в Европе и России второй половины XIX – начала XX вв.: Дисс. … к.и.н., спец.: 07.00.03 – всеобщая история. – М., 1995.

7. Несколько слов по поводу пребывания в Москве начальника Японской миссии (подпись: N.N.) // Православное обозрение. – М., 1880. – № 8. – с. 713-720.

8. Япония и Россия (подпись: А.Н.) // Древняя и Новая Россия. – СПб., 1879. – т. 15. – № 2. – с. 219-231.